Упрощенная HTML-версия
Скопленных денег пока хватало, и я решил не торопиться
и спокойно подобрать хорошую работу. Опыт у меня был
большой, и вакансий по моей специальности было доста-
точно. Что именно происходило в деревне, я не знал. От
сотового тетка отказалась, а телеграммы слала неохотно. Я
несколько раз заказывал переговоры с ней и подолгу рас-
спрашивал о Даше. Но все ее ответы обрывались одним и
тем же: «Жива она, но пока болеет».
Слово «жива» отдавалось в моем сердце и болью, и радо-
стью одновременно. Я понимал, что виноват в ее болезни,
но при этом укорял и тетку, и Дашу: нужно было сразу обо
всем рассказать и не запускать ее состояние до крайности.
То, что меня об этом никто не предупредил, возмущало.
Я не мог понять, почему они не рассказали обо всем сразу.
Возможно, я бы подготовился и хоть как-то смог выпол-
нять свои обязанности по ее исцелению, но все, как будто
нарочно, молчали—ждали критического момента. Когда
я впервые узнал о том, что ее нужно бить, она уже была
слабой и немощной, а в таком состоянии ударить человека
гораздо сложнее, чем здорового. Все это вертелось у меня
в голове и не находило ответов. На переговорах тетка от-
малчивалась. По-видимому, она знала что-то еще. Знала и
молчала. А я мучился каждый день и не мог найти ответы
на эти вопросы. Что это за эксперимент такой? Для чего
она вообще пошла на это? Нет, какие-то ответы я приду-
мывал сам, считал, что ей действительно захотелось хоть
какой-то срок пожить в состоянии чистой любви, но все
мои вымыслы рушились. Я чувствовал, что за этим стоит
что-то большее. А что именно, я не знал.
С работой пока ничего не получалось. Все хорошие
места были кем-то заняты. Денег пока хватало, но нужно
было думать и о завтрашнем дне.
В одно из воскресений я отправился в церковь. Пришел,
молча постоял, но не решился ставить за ее здоровье свечи.
Вспомнил, что она запрещала делать это. Возможно, я стал
суеверным и, не желая причинять ей что-то ненужное, по-
ставил лишь за себя, тетку и помянул родителей. Вышел из
церкви, долго бродил по городу, а увидев знакомый кино-
театр, решил сходить в кино. И сделать это я должен был
обязательно. Нужно было продолжать жить, но жизнь, как
нарочно, отворачивалась и каждый день била меня за то,
что я остался один. В этот кинотеатр мы ходили с Дашей
несколько раз и, купив билеты на места в последнем ряду,
долго целовались, не обращая внимания на фильм. Я на-
рочно купил те же самые места и, вспоминая счастливые
минуты, решил, что приложу все усилия для того, чтобы
вернуть ее.
Неожиданное известие оборвало все и отбросило меня
назад. Все восстановившиеся силы рухнули, и им на сме-
ну пришла пустота. В этот день я получил телеграмму от
тетки. В ней сообщалось, что Семен забил Дашу до смерти.
Его арестовали, а ее скоро увезут на родину приехавшие
родственники и похоронят там по их местным обычаям.
Несколько часов я ходил отрешенный, не понимая, где я
и что со мной происходит, но все же вызвал такси и решил
ехать в деревню.
Через час милиционер остановил нашу машину. Води-
тель вышел узнать, в чем дело, и вернулся сильно удивлен-
ный.
— Гаишник даже документы не стал проверять,—рас-
сказал он.—Попросил пропустить автобус. В нем какую-то
ведьму хоронить везут. Все машины стоят, ждут на пере-
крестке, пока они проедут. Говорят, примета плохая—нель-
зя у ведьмы перед гробом дорогу переходить.
Я вышел из автомобиля и, увидев уезжающий автобус,
понял, что он увозит мою любовь. Сердце сжалось. Я по-
чувствовал нестерпимую боль, сел на задние сиденье ма-
шины и решил не выходить до теткиного дома. Водитель
молча довез меня, и я, покидая машину, на мгновение за-
мер, увидев дом Даши.
Тетя Шура встретила меня со слезами. Она долго при-
читала и винила себя за то, что когда-то свела нас. А я сел
за стол и стал молча смотреть через окно на опустевший
дом. Мне казалось, что Семен его восстановил, но сейчас
он был похож на развалины: крыша сползла, стены разо-
шлись, а через разбитое окно виднелась черная пустота