Упрощенная HTML-версия
— Смешная. А я, дурак, даже не представился. Ну, ни
чего, еще увидимся. Раз она в нашем батальоне, значит,
вместе повоюем.
Григорий вышел из ДЗОТа и посмотрел на небо. На
чинало светать. Зарево и канонада стихли, и лишь где то
далеко что то глухо ухало, никак не желая успокаиваться.
К штабу подошел комбат.
— Ляг, поспи хоть пару часов. Скоро снимемся отсюда.
Немец ушел дальше к укрепрайону. Тамони сейчас окапы
ваются, амыих иоттуда вышибем, а через пятьдесят кило
метров начнется оборонительная система города крепости
Кенигсберга. Три рубежа плюс сама крепость в городе. Го
ворят, неприступная. Вот там дела и начнутся, а пока ло
жись спи. Следующий день чапать будем, грязь толочь. До
этого укрепрайона еще добраться надо. Фрицы то все на
машинах, а мы за ними пехом.
— Да, удирать на машине легче, а вот догонять пешком
сложнее,— согласился Гриша.
Комдив и он рассмеялись. Киселев сел у телефона,
а Григорий, сел на ящики, достал из кармана листок и ка
рандаширешилнаписатьписьмо.
— Домой?—спросилкапитан.
— Да.
— Напиши матери, что воевал хорошо—комбат отме
тил.
— Напишу,—качнувголовой,ответилГриша.Ондостал
свой ножик, подточил карандаш и начал писать письмо.
В двух предложения сообщил, куда и когда попал и за
думался. Посмотрелнамолчащий телефон, вспомнилбой
и продолжил.
Он не стал рассказывать, что за люди оказались рядом
и как погиб его первый боевой наставник. Гриша написал,
что батальон нормальный и приняли его хорошо.
Спросил, как там они живут, но тут же вспомнил, что,
конечно, голодают. Написал, что проявил себя в первом
бою хорошо и закончил тем, что, как всегда, попросил пе
редать привет всем близким людям: брату, друзьям и тем,
кто его помнил. Спросил у комбата адрес и, указав его