Упрощенная HTML-версия
Забыли, что где-то есть боль и страх, стерли в себе стесне-
ние и боязнь и совсем не хотели возвращаться в этот тя-
желый и злой мир. В теле проснулась легкость, я наслаж-
дался ее телом, а она мной. Все вокруг кружилось, летало,
листья шуршали, и этот шелест придавал какую-то таин-
ственность происходящему. Ее руки были так нежны, и я
чувствовал, как они успокаивают. Весь окружающий мир
растаял, мы остались одни и провалились в бесконечную
бездну. Это падение сменилось полетом, и мы взлетели,
оставив грешный мир где-то там, внизу. Ее волосы приятно
падали на мои плечи, и я чувствовал, как они легки. Стес-
нение и робость иногда возвращались, я не верил в проис-
ходящее, видел красоту ее идеального тела и не знал, куда
деть себя. Но все получалось складно, мы чувствовали же-
лание друг друга и отдавали себя без остатка.
Когда я очнулся и открыл глаза, увидел в небе одинокую
луну. Все небо было темным, как будто кто-то украл все
звезды. Поднял голову и, посмотрев на старое кладбище и
дорогу, вернулся в реальность. Луна в этот вечер странно
освещала местность. Все вокруг было покрыто тьмой: я не
видел продолжения дороги, а оставшиеся сзади дома пре-
вратились в черные тени. Лишь кладбище светилось. Все
кресты были видны, и даже оградки с их кованым рисунком
можно было рассмотреть. Я увидел эту мрачную картину,
мне стало холодно и жутко. Даша прижала меня к себе, по-
целовала, и появившийся страх исчез. Вновь все закружи-
лось, и сладкий поцелуй снова опьянил меня. Откуда-то
прилетел холодный ветер. Я опомнился, понял, что лежу
голый. Нашел свою любимую майку, но одевать ее не стал.
Увидев раздетую Дашу, укрыл ее. Погладил ей волосы и
прижался к ней, пытаясь согреть уставшее нежное тело.
Старый разведчик, тетка, как всегда, выручила.
— Вадь,—услышал я ее шепот.—Вадь.
— Ну что еще?
— Я тут вам тулуп оставила, и это, не боись, на дороге
никого не было. Я тут, ну, в общем, все нормально.
— Нормально, нормально,—прошептал я и услышал,
как захихикала Даша.
Тулуп, словно огромная летающая птица, пролетел
над кустами и упал в метре от нас. Я подтащил его, и мы,
укрывшись им, почувствовали тепло, обнялись и долго
смотрели на одинокую луну. Мне хотелось что-то сказать
хорошее, но все слова перепутались. Любое высказанное
в такой обстановке слово выглядело бы нелепо. Даша тоже
молчала, она поглядывала на меня и хитро улыбалась. За-
тем привстала, нежно поцеловала и произнесла:
— Ну что, одеваемся? Вот видишь, как все просто.
— Что просто?
— Сейчас ты домой, и я домой, а завтра опять встре-
тимся?
Тут мне стало стыдно: воспользовался, и все, что ли? Я
уверенно ответил:
— Нет, ко мне пойдем!
— Вот еще!
— Никаких «вот»! Ко мне, и точка!
— А то что, побить можешь? Так я не боюсь этого, при-
выкшая!—заговорила она по-деревенски. Я даже удивил-
ся такому четкому произношению акцентов. Но ее слова,
словно та дубина, ударили по больному сознанию. Мне
стало стыдно вдвойне.
— Даша, прекрати. Прошу тебя, останься со мной, не
уходи. Я никого так не любил. Я не знаю, что это.
— Это то, чего я боюсь! Значит, у тебя не прошло? Ще-
мит в душе? А может, все же стало легче?
— Нет. Прости.
— Я понимаю тебя. Но вот ты, видать, меня понять не
хочешь. Нельзя нам быть вместе. Любить! Встречаться
можно. Семен даже если узнает, я его приструню. Он, если
честно, побаивается меня.
— А что ж тогда бьет?
— А это другое. Зачем тебе все знать-то? Хочешь быть
со мной?
— Да.
— Вот и ладно. А душу твою мы вылечим.
— Нет. Не трогай ее своими приговорами и заговора-
ми. У меня все честно родилось и пусть болит. Нечего туда