Упрощенная HTML-версия
— Смертью, Гриша. Это как проклятие—лучше погиб
нуть, чемтакоетерпеть. Бог красотойнаградил, авойнапо
издеваться решила.
— Ну а я то здесь причем? Мою, Таня зовут.
— Ну и молодец, раз только с одной. Так и надо. И еще
одно правило! Никого не жалей! Как только начнешь жа
леть—считай, приговорил человека. Вот у меня год назад
паренек пришел, на сына моего похожий. Я его прятать
стал, жалеть, в атаке прикрывал. Неделя и все — погиб.
С ним три дурня приехали, так до сих пор воюют. Вот так!
Понимай мои слова как хочешь!
— А я их правильно понимаю.
— Молодец. Иди, куда ты там хотел?
— Кстаршине, посмотреть, чтоосталось.Онпросилвсе
посчитать, сколько катушек надо. А я и не знаю расстоя
ние. Гделинияфронта?
Киселев вышел из штаба и спросил:
— Видишь, белый кирпичныйдом?
— Да.
— Вот это и есть линияфронта.
— А почему немцы не стреляют, раз они так близко?
— Они чуть дальше. За минным полем, в укрепленных
фортах и ДЗОТах. Мы вот тоже туда подойдем и встретим
ся нос к носу. Это первый рубеж перед городом крепостью.
Слышал,чтотам?
— Да, Кенигсберг.
— Вот именно. Но до него еще дойти надо.
— Дойдем.
— Молодец, правильно делаешь, что веришь. А с под
ружкой твоей поступим так: ты меня отзывай в сторонку
и предупреждай, на сколько уходишь. Делай это как бы по
форме. Пусть все думают, что тымне обстановку доклады
ваешь. А то здесь стукачей, как грязи на дороге.
— Да, грязи на дороге много.
— Вот вот,будьаккуратней, зрянис кем, ниочем, понял?
— Такточно!
— Вотимолодец,—произнескомбативернулсявштаб,
а Гриша подошел к ящикам и решил закурить.