Упрощенная HTML-версия
меренные после разговора с Таней десять минут, он смотрел
на нее и думал: «Вот рядом девчонка. Нормальная, даже
симпатичная. Можно, пока она спит, дотронуться до ее во
лос, лица, узнать, почувствовать, что это такое. Но Юлька
была другим человеком. Она не воспринималась как жен
щина, скорее как друг, мальчишка сорванец, сбежавший
нафронт.Этадевушкаещенеобреласвоюженственность.
Каждый день, видя мучения и боль, пачкаясь кровью, она
забывалаосебе.Онанедумалаоприческе,одеждеиотом,
что может кому то понравиться. В ее голове жила одна
единственная мысль—помочь тем, кто гибнет рядом, спа
сти, вытащить с поля боя и в этом отношении она стала
взрослой и сильной. В ней родилось что то мужское, не
сгибаемое,ионозатмиловсюеедевичьюкрасоту».
— Тыдавнопроснулся?—спросилаона, ворочаясь под
шинелью, пытаясь спасти поднейостатки тепла.
— Давно.
— Доложил?
— Да.
— Наверно,можноещепоспать?
— Да, спи, конечно, если что, я разбужу.
— Хорошо,— ответила Юля и еще сильнее укуталась
грубойшинелью.
Гриша встал, все же решив собрать дров и разжечь ко
стер,чтобыэтомучеловеку,чтоспалрядом,сталотеплее.
Ондошелдоопавшего кустарникаиувиделрядомящик
из под снарядов. Разломал его на месте, чтобы не стучать
у костра. Вернулся, раздул тлеющие угли, бросил в них до
ски от ящика и сел рядом с рацией.
Где то там, далеко в штабе была она, та, что сегодня на
рассвете вот так запросто поверила в него. Гриша пред
ставлял Таню по разному: высокой, стройной, но все вре
мя перед глазами вставал один и тот же образ лейтенанта
Титовой.
Он смотрел на разгорающееся пламя и одновремен
но с ним чувствовал, что такой же огонь рождается в нем,
в его чистой, не знающей любовной боли и обид душе. Он
мечтал, представлял, как обнимет ее, поцелует, постарает