246
в штабе у Сталина, другие — что жена в Москве доступ
в Кремль имеет, из за этого, мол, не трогали и молчали,
но я то знаю: он простой мужик из деревни под Калугой,
а то, что смелый и дерзкий, так просто по натуре такой.
Но его «главным говнюком» за это слово обозвали, ну
и за характер не простой, а бойцы его, значит, «говнюки».
Понял?
— Да.
— Только ты смотри, не ляпни им, по морде схлопо
чешь. Они ребята смелые, не любят этого. Я уже с ними
встречался.Воюютхорошо,воттолькообижаютсячасто,—
ответил комбат и улыбнулся.—Ну, вот иСаленко с послед
ними.Все, чтоли?—спросилонлейтенанта.
— Да вроде всех собрал.
— Ну, тогда давай веселее. Там, наверное, наши уже на
станцию выскочили, в бой вступили.
— Нет. По карте километра четыре. Быстро не успеют,
но уменя естьмысль.
— Какая? Говори!
— Там,удома, немецкаямашина.Еслизаведем, товсех
собереминашихдогоним.
— Где машина? Быстро к ней!—крикнул комбат.
Саленкоповернулсяипобежалназад.Завернулизадом
и Григорий с комбатом, следуя за лейтенантом. У двух
этажного особняка они увидели грузовик. Комбат открыл
дверь машины, выдернул из под руля провода, и через се
кунду автомобиль затрясло, двигатель загудел и завелся.
— Давай в кузов, Гриша, а ты — в кабину. И рацию го
товь:может,придетсяогоньартиллериискорректировать.
Радист залез в кабину, поставил под ноги рацию, и ма
шинарезкорванулась, нопотоммедленноиплавнопоеха
ла вперед. Комбат завернул на нужную улицу и стал до
гонять бегущих солдат. Отставшие, решив, что это немцы,
остановилисьи, выставивавтоматы, приготовились к бою.
Небольшая фигурка Саленко словно памятник возвы
шалась над кабиной. Он звонким голосом противно орал,
и был заметен за километр. Бойцы поняли, что это свои,
и стрелять не стали. Машинаподобралаих. Отставшие за