Упрощенная HTML-версия
209
ничего, научишься. Я не знаю, что там говорит твоя вера,
но если рядом будут убивать друга, что ты сделаешь? —
спросилонПарова.
— Не знаю,— ответил учитель.
— Если не знаешь, уйди в дальний окоп и застрелись.
Аеслихочешьостатьсясредисолдат, долженнамотатьус:
нужно убивать немцев, чтобыони не убили тебя—прикры
вать каждого, кто рядом с тобой, так как они прикрывают
тебя. Понял?
— Да,—буркнув в нос, ответилПаров.
— И запомни: на войне свои законы. Родина тебя оде
ла, накормила, чтобы ты стрелял. Сейчас знаешь, сколько
народу в тылу голодает? И если ты ничего не сделал в ее
защиту, гроштебецена. Идажена томсвете тебя как воина
непримут, авотони, те, чтотам, наполеостались, заслужи
ли рай, если он действительно существует.
— Да сволочь он! Я тоже в первый раз, но я точно од
ного толстого уложил— видел сам. А он, скотина, начал
слова говорить: немцы люди, они тоже жить хотят, один
Гитлер во всем виноват. А в Белоруссии Гитлер не видел
и не знал, как они над людьми издевались. Сгонят всех—
и детей и стариков—в сарай и сожгут его, а сами в этот же
вечер гуляют, музыку слушают. Если бы такие скоты, как
ты, все были, хрен бы мы их прогнали. Я хоть и пацаном
был, но на всю жизнь запомнил, что это за люди. И офице
ры, исолдаты, все—сволочи, гады.Ониженасзалюдейне
считают, мы для них коровы, овцы, но не люди. Они могут
идти за цветами в луг и по пути так это от нечего делать
застрелить тетку, у которой пятеро детей голодных, и им
плевать, что с ними будет. Они цветочки нарвут и писто
летиком побалуются. Так кого ты пожалел? Фашистов?—
выкрикнул Федор и, сняв рацию, подбежал и ударил Па
рова ногой в живот. Мужчина упал на колени, согнулся
и Федор хотел добавить, но Григорий поймал его за руку
и оттолкнул в сторону. Мальчишка вскочил и со злостью
кинулся на Гришу, но интернатовское воспитание гораздо
сильнее деревенского. Григорий один раз, хлестко врезал
ему в челюсть и произнес: