Упрощенная HTML-версия
123
могли очнуться. Да еще спирт с трофейнымджемом—под
крашенный им для большего удовольствия—не отпускал,
держалсолдат, очищаяихотнакопившейсяусталости.
Нарассветенародвштабезашевелился. Григорийтоже
открыл глаза. Он буквально задыхался от сухости во рту.
Встали,шатаясь, подошелк столу.
— Живой?—спросилегоКиселев.
— Не знаю.
— Давай, поднимай старшину, а то мы так неделю не
встанем.
Григорийподошелк старшинеисталего толкатьвплечо.
— Вставайте, товарищСавчук!
— Нет, так ты его не разбудишь. Савчук, твою мать,
подъем!
Старшинамедленно повернулся на лавке, лег на спину,
сделал два хрипящих вдоха, открыл один глаз, уперся ру
ками в лавку и медленно поднялся.
— Гриш, открой дверь,—попросил комбат.—Здесь ды
шать нечем.
Григорий толкнул скрипящую дверь, и в штаб ворвался
свежий воздух. От него закружилась голова, солдата заша
тало, и он, схватившись за качающуюся дверь, медленно
вышел наулицу.
Новыйденьпросыпался,небосветлело,ноэтотденьпо
казался ему вялым и сонным. Григорий дошел до ящиков,
сел и, откинув голову назад, стал смотреть в светлеющее
небо.
Из штаба стали доноситься голоса. Старшина поднял
остальных. Раздался смех. ЭтоЯшка, увидев лица товари
щей, не смог удержаться. Комбат, как «опытный чекист»,
пытался выяснить, кто облевал весь угол и стоящие там
сапоги, но все лишь качали головами и удивлялись такому
хамству.
— Надоже,—возмущалсяВоувка,—комуже это так хо
рошо было?
ВсеподумалинаГригория.Выпитаяимдозабыласлиш
ком велика. Он мог, конечно, начать оправдываться, но не
стал.Ответил, чтовообщеничегонепомнит. Гришаувидел