Старшина вышел из землянки, отошел туда, где окоп
был шире, и снова крикнул: «Строиться!». Григорий, как
и все, встал в строй. Хоть в этом месте окоп был широкий,
но прижавшиеся друг к другу солдаты долго не могли вы
ровнять шеренгу. Увидев это, старшина Савчук приказал
покинуть окоп и построиться у ближайшего разрушенно
го сарая. Солдаты, быстро выбравшись, побежали к нему.
Через несколько минут батальон стоял по стойке смирно.
Савчук не очень любил эту процедуру: кого то строить, над
кем то командовать, но все это приходилось делать. Его
друг, командир батальона капитан Киселев, прошел с ним
по дорогам войны не один километр и знал, что он не лю
бит командовать, поэтомупросто закрывал глазанаегопа
нибратские отношения с бойцами. Но лучшего старшины
за годывойныон не встречал.
Савчукбылвысокимихудымчеловеком. Егонижняяче
люстьнеприятноторчалавперед, анебольшиеусикибыли
редкими и рыжими. Выглядел он лет на сорок, но на самом
делеемубылотридцатьчетыре.Старшиназналосвоихне
удачных усах, но не сбривал их. Без них его лицо будто вы
тягивалосьистановилосьещеужаснееичуднее.Новсюего
неприглядную внешность исправляли глаза. Они были те
плыми и добрыми, и даже когда старшина кричал, все бой
цывиделиэтудобротуинеочень тообижалисьнанего.Его
длинная шинель в подоле словно парусами расходилась на
ветру. Он делал огромные шаги, даже когда не торопился.
«Ну метр раскладной— и все тут!»— подшучивали дру
зья однополчане. Иногда он сутулился, но, когда не стре
ляли, старшина расслаблялся и вытягивался, превращаясь
в длинный шест. Одни смеялись над ним, другие просто
дразнили. Савчук был спокоен и не реагировал на глупые
слова и оскорбления. Все бойцы рано или поздно обраща
лись к нему: кому одежку сменить, кому обувку, а некото
рыезнали,чтоустаршинывсегдаестьспиртвзаначке.
Построив роту, он доложил Киселеву, и тот, скомандо
вав «вольно», громко произнес:
— Так, ребята. Вон впереди высота,—капитан показал
на виднеющийся окутанный со всех сторон колючей про