такому же, как он сам. Я это почувствовала, и меня не об-
манешь.
—
Апро меня тычто думаешь? Кто я?—спросилЛюбу
Вен.
—
В тебе есть славянская кровь, но больше чего-то
среднего между скандинавскими викингами и австрийски-
мирыцарями.
—
Ну да, всеправильно.По обеимветвямродственни-
киесть.Дедуменябылавстрийскимгенералом.Расстре-
лялиегонизачто.
—
Прямо как у нас в СССР.
—
Да. Сказал что-то правильное, но не тому, кому надо,
и его предали. Объявилинедостойным.
—
Аунассразуобъявляютврагомнарода.
—
Нет, у нас во враги других записывают. Такие, как
мойдед,—предатели.
—
Это легче для родственников. А у нас, если ты сын
или дочь расстрелянного, то всю жизнь носишь клей-
мо—дитявраганарода.Аещевтвоемвзглядеявижупри-
месь славянской расы.
—
Да, действительно. Моя бабушка была хорваткой.
Тожепогибла.Вовремяобысканадаче.Ееофицерсильно
толкнул, она упала и ударилась головой о ступеньку.
—
Ну а ты что? Отомстил?
—
Конечно. Итех, кто приговорилмоих родных, и тех,
кто исполнял приговор, и их родственников, преданных
рейху,—всех отправил в мир иной. Чтобы там они просили
прощения за свои поступки.
—
Ониведьневсевиноваты.Имприказали.Такполу-
чилось, что эти люди оказались крайними.
—
Нет. Тех из них, что остались нормальными людьми,
янетронул.Атот, ктотолкнулмоюбабушку,—онведьмог
быть и поспокойнее. Она-то при чем? Но этот человек по-
казал, что он сильнее и выше опальной старухи... Теперь он
в землележит.
—
Да. Я бы тоже за своих отомстила... Посмотри, этих
зверейнасопкеещебольшесобралось.Черезполчаса,как
подъедем, онина нас нападут.