онаживая: там, за этим тонкимпроводом, вся сила русско
гонарода—огромнаяармия,идущаянапомощь.
Телефон молчал, а разрывы мин и снарядов с непонят
ной последовательностью стали прекращаться. Они все
режеирежесотрясаливысоту, ивскорепоследний, совсем
легкий где то там, сбоку, разорвался, как бы сказав: все,
артподготовка окончена.
Несколько минут все сидели в окопах молча: ждали,
что будет дальше—новая волна летящих мин и снарядов
или штурм. Тишину разорвала пулеметная очередь. Ее
подхватила вторая, за ней третья, и вот уже со всех сторон
стала, переливаясь, тарахтеть и трещать война. Сегодняее
песня была другой: свиста и шелеста, летящего над голо
вой, не было. Что то стрекотало, перекрикивая друг друга,
и лишь один крупнокалиберный пулемет, как самый баси
стый крикун, глухими очередями заглушал остальных. Со
стороны фашистов послышался такой же — мощный: он
отвечал, но все время захлебывался, а наш, как заводной,
отстукивал свой такт, заглушая всякуюмелочь, трещащую
рядом.
Григорий расставил ящики, поставил ровно аппарат,
провернул ручку и доложил о проверке связи. Все работа
ло как надо—линия осталась целой, хотя несколько сна
рядоввзорвалисьсовсемблизкоот тогомаршрута, гдеони
еще вчера вместе с дедом проложили ее.
— Интересно, где дед? — подумал Гриша и сам себя
успокоил, что, возможно, старик протянул запасную ли
нию в ДЗОТ и находится там.
Все это время—артобстрел, и начало перестрелки—
показались молодому солдату долгими, но на самом деле
прошли лишь минуты. К нему подобрался комбат и громко
приказал:
— Соедини с третьей ротой!
Григорий тут же включился в работу. Командир третий
ротыответил сразу, и Гришадоложил что он «на проводе».
Комбатдалуказания, услышал, откуданачалосьнаступле
ние,иприказалберечьпатроны.Затемонпотребовалсвязь
с первой, а потом со второй ротой, потом опять с третьей,