258
поднялась по лестнице и стала громко кричать и стучать
в большую дубовую дверь квартиры. Через минуту дверь
открыла старуха. Она обняла ее и заплакала. Девчонка
сняла Гришину шинель и отдала ее радисту, прикрыв ру
кой обнаженную грудь. Улыбнулась и звенящим голоском
произнесла: «Данке щон!»
Гриша улыбнулся в ответ, помахал рукой и, сбежав
с лестницы, быстропошелна станциюкштабу.Он вспомнил
окомбатеирешил,чтотот,наверно,ужеразыскиваетего.
— Ну ты где? — услышал он голос Киселева.— Я уже
переживать стал.
— Жалеетеменя?Этоплохо!Самизнаете!
— Да один ты у меня остался. Эти ребята неплохие, но
с кемя по душамразговаривать буду.
— Ладно, здесь я. А на гитаре сыграете? Про камушки?
— Сыграю, да только где она, гитара? Где весь склад
Савчука? Да и где он сам?
— Саленко говорит, видел: длинного солдата бомбой
накрыло—ничего не осталось, еще там, в начале города,
а снайпер говорит, что дом на него рухнул. Мы тут на ма
шине съездили, пока ты где то гулял, но домне нашли. Все
они на одно лицо—разрушенные. Эх, война, что ж ты тво
ришь? Ну ладно, давай обедать. Вон видишь, кухня при
ехала. Сейчас каши наберем. Давай свой котелок, а то ты
самв очереди долго простоишь. Тамуже, видишь, и немцы
пристроились.
— Мой в вещмешке, вштабе.
— Ну тогда пошли в дом, который теперь наш штаб,—
улыбаясь, произнес комбат и добавил,— смешной.
Киселев взял Гришин котелок и довольный, как маль
чишка, побежал за кашей.
День закончился спокойно. Перестрелки утихли. Город
перешел под контроль Красной армии, оставался послед
ний оплот фашизма на этой земле — крепость.
Григорий вечером все же получил разрешение от Кисе
леваивышелнасвязьсоштабомдивизииПалыча. Девчон
ки позвали Титову, и Григорий слезно умолял ее, чтобыона
передалаегоизвиненияТане.Начтолейтенантответила: