Упрощенная HTML-версия
201
— Кто ж в бой спирт берет. Тут только водичка спаса
ет,—произнесвслухопытныйстаршина.
— Ага, водичкахорошопошла, остудила.
— Ты что ж так немца покромсал?
— Не знаю, разозлился.
— Ты это смотри, так воевать нельзя. Убил, все, иди
дальше, ребятампомогай.
— Чо то я забылся. Рыкова жалко стало.
— Атыпомнишьдеда радиста?
— Конечно.
— Ты ж вроде спокойно перенес, что его убили? Даже
похоронил.
— Да я не видел того, кто это сделал, а тут все на моих
глазах.
— Нет, родной, держать себя надо. Безумие—это пло
хо. Оно к смерти ведет, так этоподводит подводит, апотом
тебя просто как бешеного пса—раз и все. Ее, войну, тоже
уважать надо.
— Да что ты мне тут гнешь? Я эту, суку войну, уважать
буду — нет! Нет! Нет!— истерично закричал Григорий.—
Яихвсехненавижу: войну,немцев, предателей!
— Э э, браток, да ты, я смотрю, совсем плохой. Ну что
ж, лечить тебя придется,—старшина вылез из окопа, вытя
нулся во весь свой богатырский рост и, посмотрев на Гри
шу,произнес:
— Иди ка сюда.
— Ну, что?—дерзко спросил солдат и вылез вслед за
старшиной. Но ответа он не услышал. В глазах помути
лось, земля закружилась, и Григорий провалился в пу
стоту.
Через какое то время он открыл глаза и вновь услышал
голосСавчука:
— Челюсть болит?
— Ага.
— Ага, ага—нога! Ты мне это хреновину брось, понял.
С умом воюй! Я тебе тельняшку рвать на груди не дам. Не
забывай, чтотычеловек, анезверь.Понял?
— Ага.